Первый звонким голоском «Браво!» крикнул восьмилетний Даня. Публика понимающе переглянулась. И, несмотря на то, что на этот концерт пришли в основном друзья, единомышленники, давние поклонники, самым главным из них был, несомненно, он – сын Екатерины Ефремовой, свидетель маминых репетиций.

 

Аккомпанемент винных бокалов

 

Актриса и музыкант, сценическая авантюристка и в чем-то, пожалуй, революционерка, Екатерина Ефремова после своего сценического дебюта в большом зале мурманской филармонии дома не могла найти подходящего количества ваз для многочисленных букетов. Ее концертная программа «Вместо письма» по силе энергетики была сравнима разве что с извержением вулкана. Песни Булата Окуджавы, Александра Дольского и ее собственные на стихи Юнны Мориц заставили публику забыть о времени и пространстве: казалось, это не первоклассно срежиссированный концерт с «уютными» световыми сценариями в шикарном концертном зале, а доверительный разговор тет-а-тет об очень важных человеческих ценностях на Катиной кухне, у нее в гостях.

 

Наша беседа после ее выступления началась так.

 

– Что чувствует музыкант, который только что отыграл концерт и буквально потряс зал? Мне в финале вашего выступления казалось, что вы, полностью выложившись на сцене, пойдете домой как уставший грузчик после аврала.

 

– Когда выходишь на сцену, всегда хочешь поймать полет, как птица. Ощущение, что ловишь энергетическую волну и она тебя несет. Иногда это случается, а иногда – нет. На этот раз это случилось. Такой отклик, я не ожидала… Собирала цветы, их было так много! Когда такие концерты заканчиваются, усталости нет вообще. Возникает обмен энергией, ты, разумеется, тратишься, но получаешь взамен, возможно, даже больше. И это возвышенное настроение перекрывает все.

 

– Когда на рождественские гастроли в Мурманск приезжал петербургский виртуоз Александр Лемешев, вы, пожалуй, первая в стране, а то и мире, исполнили под аккомпанемент его стеклянной арфы, то есть, по сути, винных бокалов, «Аве Мария». А затем взяли гитару и дуэтом со стеклянной арфой сыграли новогоднее попурри! И это выглядело таким милым хулиганством, авантюрой в хорошем смысле! Чья была идея?

 

– Я люблю музыкальные хулиганства, авантюры, но вот именно эту предложил сам Александр. Я была ведущей этого концерта, и он перед самым выступлением спросил меня: «Вы знаете песню «Аве Мария»?». Я ответила: «Знаю». Он уточнил: «А спеть сможете?». И я спела.

 

На репетиции я, конечно, объясняла, что я не академическая вокалистка. И вообще прежде всего – актриса. Но Александр Лемешев сказал, что нужен как раз-таки неакадемический вокал.

 

И, судя по зрительской реакции, получилось здорово.

 

«Миллион алых роз» по-японски

 

– Вы, было дело, пели с японцами «Миллион алых роз» и «Катюшу», причем на японском языке, из которого до концерта ни одной фразы, ни одного иероглифа не знали! Давайте вспомним еще одну вашу авантюру – поход на Северный полюс.

 

– Когда мне предложили выступить перед японскими туристами на ледоколе «50 лет Победы», который отправлялся на макушку планеты, я поняла, какой это редкий шанс – своими глазами увидеть Северный полюс!

 

Это был туристический поход, полностью японский рейс. И я до сих пор очень рада, что мне удалось поближе познакомиться с японской ментальностью. Эта нация с глубочайшим уважением относится к людям творческого труда: помню, после концертов ходила по ледоколу, и японские туристы дарили мне свои национальные поклоны, чуть ли не в пояс. Они ходили на все мои выступления на ледоколе, был сумасшедший эмоциональный отклик! А потом выяснилось, что в Японии поют очень много российских популярных песен на национальном языке: «Миллион алых роз», «Катюша», «Подмосковные вечера», «Бьется в тесной печурке огонь».

 

Дня через три после выхода из Мурманска мы с японцами начали петь вместе. Перед этим ко мне подошел турист, который продиктовал, как тексты российских песен звучат на японском. И я их выучила. С тех пор каждый вечер после основной программы концерта начиналось выступление нашего стихийно созданного интернационального хора.

 

По ледоколу летали стулья и люди

 

– Помимо единственного в мире народного японского хора, созданного прямо на борту российского атомохода, ваш поход на Северный полюс надолго прославился совершенно сумасшедшим штормом, когда туристы буквально летали по коридорам и каютам.

 

– Это случилось в Баренцевом море на обратном пути, до Мурманска оставался день ходу. Мы были на Северном полюсе в августе, и все время было светло, там полярный день, снег отражает солнце, часто приходилось плотно зашторивать иллюминаторы – такой яркий даже для меня, мурманчанки, был свет.

 

И вдруг резко стало очень темно. Как будто наступила кромешная ночь. Мы еще с Женей Поповым, скрипачом, к своему счастью, вдруг поняли, что относимся к счастливчикам, которые почти не страдают от морской болезни. И вот мы сидим с ним в салоне и смотрим фильм «Римские каникулы» с Одри Хепберн. А вокруг летает все, что не привинчено: тяжелые металлические стулья, посуда, коробки с чаем. Мелким бесом трясется пристегнутая кофе-машина. А мы по широким креслам ездим из стороны в сторону и даже немного веселимся. Потому что все это поначалу было похоже на необычное приключение.

 

– И когда это ощущение приключения вдруг закончилось?

 

– Я повернула голову к дверному проему и случайно увидела, что человек идет по коридору под острым углом! И только тут я поняла, как же накренился наш атомоход! А когда он менял положение, как рассказывали матросы, туристы начинали летать по коридорам и каютам, приходилось их ловить, чтобы они не разбились о двери и косяки.

 

Потом мы услышали объявление по громкой связи: «Всем, кто свободен от морской болезни, подойти в салон». Мы с Женей побежали туда. Оказалось, нужно помочь разносить по каютам ламинарию, которая приглушает симптомы морской болезни.

 

После мы увидели, что вся кухня разгромлена, разбита посуда. В шутку вспомнили «Титаник». Ситуация все еще выглядела для нас приключенческой. Видимо, поэтому мы решили подняться на мостик. Туда можно было заходить и раньше, чтобы увидеть красивейший панорамный вид, карты, кнопки управления, рулевого, смотрящего вдаль. Первое, что мы увидели на мостике на этот раз – лицо рулевого, на котором ходили желваки. И еще была пугающая тишина. Мы посмотрели в панорамные окна, а там огромная черная стена, как можно только догадаться – воды. А на самом ее верху, размером чуть ли не с игрушку, висит рыболовный траулер. И вдруг прямо на наших глазах эта стена падает, и мы, как на качелях, уносимся куда-то к небу. И тут наконец нам стало по-настоящему страшно. Потом мне рассказывали, что это был шторм то ли 9, то ли 11 баллов!

 

Следом была ночь, темень, бесконечно летали чемоданы, стулья и то, что стояло на столах. Только на утро все улеглось. Наш опытнейший капитан нас собрал и сказал: «Я вас поздравляю, дорогие гости, вы действительно попали в такое приключение, в какое даже я до этого еще никогда не попадал!».

 

Все же это была весьма нерядовая ситуация для атомохода, который предназначен для спокойной воды и льдов, а не для борьбы с сумасшедшими по высоте волнами.

 

– Несмотря на это, вы спустя время вновь сорвались на Северный полюс?

 

– Второй раз на полюс меня пригласил «Атомфлот» по случаю своей юбилейной даты, это был очень статусный поход, и он, разумеется, предполагал концертную программу. Оказалось, что в «Атомфлоте» есть поклонники моего творчества. Я, конечно же, согласилась с большой радостью. Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что весь персонал атомохода до тех пор помнил в деталях тот большой шторм!

 

Однако я вспоминала и прекрасные арктические пейзажи, и безмолвное величие огромных льдин, и потрясающие виды архипелага Земля Франца-Иосифа, и полет на вертолете над ледниками… Это была магическая красота. Про шторм я вспомнила в самую последнюю очередь.

 

Любовь с честной простотой

 

– Екатерина, еще одна ваша авантюра – известнейший проект «Шиш да Малина», который, пожалуй, как волны в тот шторм в Баренцевом море: то взлетает в зенит славы, то тонет в затишье, то вновь о нем все только и говорят. Как он возник?

 

– Мне всегда хотелось попробовать соединить театр и музыку. И еще я очень люблю похулиганить, но формат есть формат, и в каких-то проектах он может позволить хулиганство, а в каких-то – это недопустимо.

 

«Шиш да Малина» для меня – это такая арена для хулиганства, совмещение театра и музыки. Плюс еще тема благодатная, сфокусированная на городских песнях и текстах 20-х–30-х годов. Я искала их в архивах некогда известной передачи Эдуарда Успенского «В нашу гавань заходили корабли». Есть тексты, которые меня потрясают своей искренностью, очень наивной и честной простотой.

 

В какой-то момент мы с мурманским музыкантом Тимуром Мизиновым поняли, что хотим рассказывать эти городские наивные истории про любовь с их крайностями: ревностью, страданиями, слезами и – о боже! – даже убийствами!

 

Проект этот живет действительно довольно импульсивной жизнью: периодически всплывает на волне нашего творческого хулиганства, а потом затихает на время, берет паузу. Я его называю: «Мой андеграунд».

 

Очень давно, много лет назад, у нас была группа «Поручик Киже». И Тимур в ней играл на электрогитаре и на трубе. Как-то мы собирались на репетицию, но музыканты позвонили и сказали, что прийти не смогут. Я тогда перезвонила Тимуру: «Слушай, ну и ты тоже не приходи, чего мы с тобой как шиш да малина будем впустую сидеть?!». А он пришел. И мы стали с ним что-то играть и поняли, что у нас вдвоем тоже неплохо получается!

 

Так потихоньку родилась история с нашим хулиганским проектом «Шиш да Малина». Подразумевалось, что Тимур – это Шиш, а я, соответственно, Малина, рассказчица любовных историй.

 

Мы начали хулиганить музыкально, придумывали, в каком бы сделать песню жанре. Может, хип-хопа в нее добавить? А куда-то – жесткий рок? Или выбирали абсолютно клубный формат, бит.

 

У буфетчицы в чайнике была водка

 

– Была очень громкая история с презентацией альбома «Крепдешин, любовь и смерть», о ней до сих пор легенды ходят.

 

– Мы очень долго, аж пять лет, писали этот альбом! И мы его выпустили! С его презентацией в театре кукол едва до пандемии успели. И срежиссировали ее так, как и мечтали.

 

Черный «Мерседес» подъезжает к театру, из него выходит Малина в шубе до пят. А Шиш – в увесистой золотой цепи. Я подговорила артистов театра кукол, они создали фан-клуб, оделись, как мурманчане из 90-х: девочки в дольчиках и лосинах, с сахарными челками, синими тенями. Был мужчина в малиновом пиджаке, который ходил по фойе театра с огромным телефоном и кричал в него: «Они едут?! Да когда же они приедут?!». Гостей презентации это все весьма интриговало, и они невольно становились участниками действия. Живую ноту в эту интерактивную постановку вносила заслуженная артистка театра кукол, которая разливала из чайника водку, и эта сцена была своеобразной репликой антиалкогольной пропаганды еще советских 90-х. Она сшила себе фартук и чепчик, чтобы подчеркнуть образ работницы советского общепита, и рассказывала слегка обалдевшим гостям, что повсюду ездит с группой «Шиш да Малина», поскольку обслуживает буфет. К тому же попеременно все переодетые участники фан-клуба «Шиш да Малина» выглядывали в панорамные окна фойе и сокрушались: «Да что же они?! Ну что же не едут-то, а?!». Публику, которую до поры до времени не пускали в зал, держали в состоянии предвкушения чего-то необычного. Был полный интер-актив, абсолютно все, вплоть до последнего гостя, были вовлечены в эту постановку!

 

И вот кто-то громко крикнул: «Едут!». Фойе тут же заполонили папарацци, в роли которых выступили мои знакомые фотографы. Вспышки камер. Я в образе, с переносной колоночкой в руке, из которой доносился какой-то «негритянский бомбокс». Шиш с цепью. И фотоссесия. И мы кричим: «Мы наконец записали альбом! Ура! Сейчас устроим презентацию! Всем спасибо! Все – за нами!». И по звездной дорожке увлекаем зрителей в зал.

 

В общем, шутили, хулиганили, это было такое отдохновение, приключение, гротеск. Я называю этот проект «Кабаре «Шиш да Малина». По жанру это театрализованная история, я же выступаю не только в образе Малины, иногда приходят гости, я называю их маски. Ну вот, например, капитан дальнего плавания делится своей историей, или уборщица Розочка, которая пишет песни, но стесняется их кому-то петь. Всех этих гостей изображаю я, переодеваюсь прямо во время концерта, у меня большой чемодан костюмов плюс маски, усы, парики.

 

Счастливый человек

 

– Екатерина, часто творческие люди мечутся, ищут себя, меняют города, а то и страны, пытаются себя полностью реализовать. Какие планы у вас?

 

– У меня любовь к Мурманску, к городу, в котором я родилась и выросла, и уезжать отсюда не собираюсь. Для меня основной критерий моей жизни в том, что я могу заниматься любимым делом. То есть зачем мне куда-то уезжать, если все, о чем мечтаю, я могу делать здесь? Есть творческие люди, музыканты, есть коллеги в театре, которые поддерживают и подхватывают какие-то идеи. Зачем искать лучшее, если уже есть хорошее?

 

У меня нет амбиций собирать стадионы или Октябрьский концертный зал. Это другой жанр. Все, что я хочу, я могу сделать здесь, в Мурманске, никуда не уезжая. Я абсолютно счастливый человек – у меня есть все, что я хочу.

 

Анжелика КОВАЛЕВА.

 

Фото из архива Екатерины Ефремовой.

 

 

Екатерина Ефремова – актриса, музыкант. Родилась и живет в  Мурманске. Окончила Мурманский государственный педагогический университет, а затем Санкт-Петербургскую академию театрального искусства (факультет театра кукол, мастера – Стависские).

 

Екатерина открыта новому опыту, с радостью сотрудничает с музыкантами разных жанров, приветствует импровизацию и спонтанность, не боится экспериментов и трудностей, ведь процесс и поиск – это самое захватывающее путешествие в непредсказуемый и удивительный мир возможностей Человека.