— Я хочу, чтобы все вы улыбались! Чтоб глаза блестели! — с этими словами Алексей Кузнецов, народный артист России, замечательный гитарист и живая легенда отечественной джазовой культуры поднялся на мурманскую сцену. Для знатоков его приезд был событием из ряда вон выходящим: по уровню мастерства, опыту и мировой известности Кузнецов — настоящая звезда, как его друзья и любимые партнеры по сцене Георгий Гаранян, Анатолий Кролл или Игорь Бутман. Правда, на этот раз в зале филармонии было на удивление много свободных мест — то ли рекламы недоставало, то ли зрителей оттянула проходившая в тот жевечер встреча с Евгением Евтушенко...
Впрочем, артист и виду не подал, что немногочисленность публики его задевает: настоящий профи умеет одинаково выкладываться и для сотен поклонников, и для горстки ценителей. Главное, чтоб с залом был контакт.
— Для меня джаз — это в первую очередь общение, — объясняет Кузнецов. — Это ритм, который нужно поймать, — и оказаться, что называется, на одной волне с собеседником. Особый пульс— если он у нас совпадает, значит, цель достигнута. Поэтому мне важно видеть глаза слушателей, чувствовать их дыхание...
«Алексей Апексеич» — так, по-домашнему, зовут его члены команды — участники ансамбля, продюсер… Признаются: за годы работы — удивительное дело — ни разу не нашлось повода обидеться на мэтра. Просто это человек такого градуса чуткости, такта, интеллигентности, что каждому с ним тепло. И никакой «звездности» — напротив, к своим многочисленным регалиям и бесспорной славе музыкант относится чуть иронично, словно даже стесняясь их. Так только, к слову, вспомнит, например, как великий Дюк Эллингтон аплодировал его выступлению, — улыбнется… Или как в 1988 году со своим трио в Центре управления полетами играл для космонавтов, находившихся на орбите. Или как на всю жизнь подружился с Вячеславом Тихоновым после записи музыки к «17 мгновениям весны» — это ведь кузнецовская гитара звучала для Штирлица, который с тех пор «подсел» на джаз. Кстати, в Мурманск исполнитель приехал с тем самым инструментом, гитарой «Гибсон», обладающей удивительно глубоким и проникновенным голосом.
— Да, это знаменитая гитара, — кивает артист. — Только она не моя, она государственная! Принадлежит оркестру кинематографии, где я пятнадцать лет работал. Играю на ней, пока играется. Потом вернуть придется. Этот «Гибсон» у меня в руках с 1973 года. Достался мне тогда такой ребенок — и вот я его воспитал, теперь везде со мной ездит, ни разу не подвел. Необыкновенно профессиональный инструмент, второго такого я не встречал. Гитара же, как человек: она разговаривает, ты ее голос узнаешь, отвечаешь… А нет со мной гитары — как души нет, будто забрали!
В жизни Кузнецова этот «Гибсон» второй. Первый, 1911 года выпуска, был отцовским, принадлежал Алексею Кузнецову-старшему, гитаристу московского оркестра Юрия Силантьева, по сути — первому учителю моего собеседника.
— Отцовскому инструменту я действительно завидовал, — рассказывает он. — Брать в руки мне его долго не разрешали, пока классе в восьмом я не организовал школьный ансамбль. Там были два аккордеона, гитара и ударные. Играли на вечерах, учились джазу. Вот на один из вечеров мне и разрешили взять тот инструмент. Помню, как гордо я пронес его по всей Ново-Басманной улице, где мы жили...
Училище Кузнецов-младший окончил по классу домры — гитару тогда не преподавали, считая буржуазным инструментом. Но сразу из-за парты молодой музыкант попал в оркестр, сменил отца в силантьевском коллективе — и понеслось… Гастроли, фестивали, собственные команды. Рано сложился свой почерк: никаких спецэффектов и украшательств, чистая гитара.
— У гитары столько обликов, столько возможностей, что надо к ней только прислушиваться, — убеждён артист. — Я вот очень люблю бывать в жюри на гитарных фестивалях, где играют и джаз, и классику, и фьюжн, и все-все-все! Там осознаешь, насколько это многоликий инструмент. У меня самого три гитары — и все разные. Жаль, трудно сразу все привезти на гастроли, но когда-нибудь удастся сделать такую программу!
Рассказывать, показывать, знакомить молодых с нестандартной музыкальной культурой— главное дело Алексея Алексеевича. «Общение» и «просвещение»— его любимые слова. Уже пятнадцать лет каждую среду он приходит в московский салон «Аккорд», чтобы совершено бесплатно давать мастер-классы начинающим исполнителям. Там один на один «прощупывает пульс» заболевших гитарой мальчишек, отвечает на любые вопросы, играет и слушает чужую, еще несовершенную и робкую игру. Никому не отказывает. Помогает. Небывалое дело для звезды, не правда ли? Но этот самый непубличный человек российского джаза иначе себя не мыслит.
— Так это же нормально — видеть друг друга. Жизнь же не от фестиваля к фестивалю идет, а каждый день! А сейчас и время такое, нужно постоянно говорить с людьми, просвещать… Я и на концертах, помимо того что играю, хочу разговаривать. Пусть не музыкальный это жанр, ну и что?!
Он разговаривает. Отвечает на вопросы слушателей, обещает приехать специально на мастер-класс, просто делится эмоциями: «Вы подумайте, какое это вкусное блюдо — баллада!», «А вот послушайте, какой солнечный пульс!» Седоволосый, худощавый, с длинными «породистыми» пальцами потомственного музыканта, Кузнецов иронизирует над своим возрастом, говоря, что привез в Мурманск «седой джаз», и уверяя, что его молодые коллеги по трио, контрабасист Макар Новиков и ударник Давид Ткебучава — персоны гораздо более востребованные, нежели он: «Это ведь я их по телефону ищу, мол, не согласитесь ли со мной в Заполярье прокатиться?» А еще с улыбкой рассказывает, как исключительно из любви к отечественному производителю по сей день в столичном потоке «Лексусов» и «Порше» ездит на сорок первом «Москвиче».
С виду — очень домашний человек, уютный: четверо внуков, музыка, посвященная им, негромкий голос и мягкий взгляд сквозь очки… И композиции любит мягкие: то качает зал на неспешных волнах свинга, то играет задумчивый блюз. А то лукаво улыбнется — и, разбрызгивая молодую и горячую энергию, выдаст виртуозный джазовый «стандарт», от которого кровь быстрей бежит в жилах, а глаза начинают блестеть. Он в джазе — ровно полвека. И оттого убежден: это не музыка, это его собственный пульс:
— Знаете, «свинг» буквально — это «раскачивание». Вот когда зал вместе с тобой начинает покачиваться, значит, ты добрался до каждого, ключик нашел. Джазом ведь прививку не сделаешь— это просто от Бога...
Татьяна БРИЦКАЯ, газета «Мурманский вестник», 6 мая 2008 год
газета «Мурманский вестник»
